Множество представителей знати снимались с насиженных мест, распродавали из своего имущества все, что только можно было распродать, закладывали землю и снаряжались в путь. Даже герцог Роберт Нормандский, старший сын Вильгельма Завоевателя, заложил герцогство своему брату, королю Англии, за 10 тысяч фунтов серебра. Простой же люд поднимался иногда целыми деревнями[59], от мала до велика[60]. Тяжелая нужда, неурожаи, голод, дороговизна жизни гнали в «святую армию» крестьян, городскую бедноту, стариков, женщин. Наконец, еще одна характерная черта этого разноликого «крестоносного воинства» —наличие в нем самых заурядных уголовников. Как писал хронист Альберт из Экса, воры, шарлатаны, тунеядцы, грабители и убийцы в огромном количестве шли в крестоносные отряды. Ведь поход обещал богатую добычу, а гарантированное Урбаном II «вечное блаженство на небесах» всем его участникам развязывало руки даже тем, кто еще колебался идти на прямой грабеж и преступления…[61]
Именно такие, практически никем не организованные толпы простонародья первыми и выступили в поход. Как пишет историк, задолго до срока, назначенного Клермонским собором, ранней весной 1096 года на Восток потянулись первые крестьянские отряды из Северной и Центральной Франции, Фландрии, Лотарингии, Нижнего Рейна. Позже за ними последовали такие же отряды из Скандинавии, Англии, Испании, Италии. Крестьяне шли почти безоружными. Дубины, косы, топоры заменяли бедноте копья и мечи. «Подобно беспорядочным скопищам переселенцев поспешно двинулись они —кто пешком, кто на двухколесных тележках, запряженных быками, — вместе со своими женами, детьми, жалким скарбом, прочь от неволи, притеснений и голода, с тайной надеждой лучше устроиться на новых местах, в Земле обетованной»[62].
Двинулись десятки тысяч людей. Например, в отряде северофранцузских крестьян, предводителем которого являлся разорившийся рыцарь Вальтер Голяк, насчитывалось около 15 тысяч человек, и из них лишь 5 тысяч были вооружены. Немного меньше —14 тысяч человек —шло за известным французским монахом-проповедником Петром Пустынником (Амьенским). 5 тысяч крестьян пошли под командованием рыцаря Фульшера Орлеанского, еще столько же из рейнских областей за священником Готшальком. Главную силу всех этих отрядов составляло в основном крепостное крестьянство. Но уже тогда, подчеркивает исследователь, этим «крестьянским движением стремились воспользоваться в своих корыстных целях наиболее воинственно настроенные представители низших слоев рыцарства и некоторые крупные феодалы. Они видели в крестьянской массе как бы «ударную силу» для собственных завоеваний на Востоке. Вот эти-то люди и старались захватить в свои руки военное предводительство над крестьянскими толпами»[63].
Единственным для этого «воинства» «крестоносцев» бедняков средством добыть себе пропитание в дороге был грабеж местного населения тех земель, через которые оно проходило, что является одной из наиболее темных сторон всего «крестоносного движения» Средневековья. Например, проходя через территорию венгров, болгар, а затем и самой Византии, «крестоносцы»-бедняки силой отнимали продовольствие у местных жителей. Так, как это было, например, вблизи Белграда, где отряд Вальтера Голяка в начале июня 1096 года захватил большое количество лошадей, рогатого скота, овец у окрестных крестьян. А чуть позже, в конце июня, «крестоносцы», шедшие под началом Фульшера Орлеанского, силой взяли в Венгрии городок Невтра, а затем разгромили город Землин (на границе Венгрии и Византии), убив в нем около 4 тысяч человек. Насилиями и грабежами был также отмечен путь отрядов Эмихо Лейнингенского и Гийома Шарпантье[64].
«Когда крестоносное ополчение приблизилось к границам Венгрии, там уже знали, с кем приходится иметь дело, и приняли меры предосторожности. Король Коломан стоял с войском на границе и поджидал крестоносцев. Он согласился не только пропустить их, но и снабдить съестными припасами, если они не будут делать насилий и беспорядков. Первая толпа, пришедшая в Венгрию, имела во главе Готшалька. Здесь услышала она, что другой отряд, предводимый Эмихо Лейнингенским, был почти весь уничтожен в Чехии князем Брячиславом. Тогда ополчение Готшалька, считая своим долгом отомстить за своих собратьев, начало опустошать страну, по которой оно проходило. Тогда Коломан напал на крестоносцев и одним делом решил участь всего отряда», полностью разгромив его[65].
Таким образом, венгры, болгары, а в дальнейшем и византийцы, отмечает историк, дали энергичный отпор этим нежданным «освободителям Гроба Господня». В многочисленных битвах с разрозненными крестьянско-рыцарскими отрядами они беспощадно уничтожали крестоносцев, которых называли нехристями и ворами, отбивали захваченную ими добычу, преследовали и убивали отставших в пути. В этих сражениях «крестоносное воинство» понесло в целом очень большие потери. Некоторые отряды были рассеяны. Другие, например, «войска» Готшалька, Фолькмара, Эмихо Лейнингенского полностью уничтожены в Венгрии (близ города Визельбурга). Там было перебито такое множество крестоносцев, что воды Дуная, как рассказывает Лотарингская хроника, побагровели от крови и исчезли под трупами, плывшими вниз по реке[66].
Пройдя Болгарию и Венгрию, «крестоносное воинство» вступило на территорию Византии. Оно шло через Филиппополь. Грабежи и насилия продолжались, ибо у крестьян-бедняков не было средств, чтобы уплатить за провиант, предоставленный им по распоряжению императора Алексея Комнина. Со второй половины июля 1096 года значительно поредевшие отряды крестоносцев начали прибывать в Константинополь. Первым подошел со своими людьми Вальтер Голяк, затем Петр Пустынник[67]. Деморализованные предшествующими грабежами, эти «воины Христовы», отмечает исследователь, и в столице Византии повели себя так же разнузданно, как и до этого. Константинополь захлестнула волна разбоев. Нищие крестоносцы не устыдились грабить даже храмы. Тем не менее византийские власти попытались было «удержать толпы бедноты с Запада, пока подоспеют феодальные войска. Но эти попытки не увенчались успехом. Измученные крестьяне не теряли надежды на лучшее будущее в Земле обетованной, и они рвались туда во что бы то ни стало. В этих условиях Алексей счел за лучшее поскорее избавиться от непрошеных «союзников» и менее чем через неделю после прибытия Петра Пустынника в Константинополь начал переправлять крестоносцев на другой берег Босфора. Оборванные и почти безоружные толпы крестьян были собраны и размещены лагерем на южном берегу Никомилийского залива, в укреплении Цивитот, что в 35 км к северо-западу от Никеи. Оттуда совершенно не признававшие дисциплины отдельные отряды бедняков-крестоносцев начали на свой страх и риск осуществлять беспорядочные, более-менее отдаленные вылазки и вступать в бой с сельджуками. Некоторые из этих отрядов достигали даже предместий самой Никеи, находившейся в руках противника. В конце сентября 1096 года ватаги крестоносцев овладели крепостью Ксеригордон близ Никеи. Однако сельджуки окружили их и в середине октября полностью разбили»[68].
После этого поражения Петр Пустынник, воочию убедившись, что всякие попытки остановить рвавшихся сражаться людей —дело безнадежное, вернулся в Константинополь. Вскоре же в Цивитоте разнесся слух, что норманны взяли Никею. Возможно, указывает историк, что этот слух был специально пущен никейским султаном с умышленно провокационной целью. Ибо именно слух об этом взятии окончательно взвинтил остатки «войска» крестоносцев-бедняков. «Одни, боясь упустить свою долю добычи, другие, стремясь возможно скорее достигнуть цели похода —«отомстить» сельджукам за «надругательства» над верой, снялись с места и двинулись к Никее. Однако на подступах к городу «крестоносцы» были встречены заранее подготовившимися к схватке сельджукскими войсками, которые 21 октября 1096 года перебили 25-тысячную «армию» бедняков с Запада. Как писала впоследствии Анна Комнина, «ведь племя латинян… очень жадное на богатство, теряет рассудок и становится совершенно неукротимым, если задумает набег на какую-нибудь землю. Двигаясь неправильным строем, а не отрядами, они наткнулись на турок, устроивших засаду близ Дракона, и были убиты самым жалким образом. Жертвой исмаильских мечей стало такое множество кельтов и норманнов, что те, кто собирал валявшиеся повсюду трупы заколотых, сложили из них не холм, и не бугор, не горку, а огромную гору, необыкновенную по высоте и толщине; вот какой курган костей они набросали…»[69] В сражении пали Вальтер Голяк и другие рыцари, претендовавшие на руководство крестоносцами. Всего около 3 тысяч человек смогло спастись от истребительного преследования сельджуков. Остатки «войска» были спешно перевезены на византийских судах в Константинополь. Таков оказался горький финал попытки крепостного крестьянства и прочей бедноты средневекового европейского Запада, руководствуясь религиозной идеей «освобождения Гроба Господня», уйти от феодального гнета в Землю обетованную. И, в сущности, этот стихийный, почти никем не организовывавшийся и не поддававшийся никакому контролю «поход» во многом экзальтированной европейской бедноты, начавшийся непосредственно сразу после «пламенной» Клермонской проповеди Урбана II, — «поход» этот, повторим, стал лишь трагической прелюдией к походу подлинному. К первому организованному походу на Ближний Восток европейского объединенного рыцарского войска, в котором и проявятся уже все истинные захватнические цели возглавленного Римской церковью крестоносного движения.
